Людмила Сарычева — редактор, главред, автор книг, преподаватель, счастливая мама и отличная собеседница. Мы задали Люде несколько вопросов о том, что волнует нас: как нащупать личный бренд, как делить рабочее и домашнее и как не сойти с ума на удаленке.

Сергей Король: Расскажи в общем о своем опыте. Сколько лет
ты уже работаешь редактором? Сколько из них — в офисе?

Я работаю со второго-третьего курса института. Сначала это были разные смешные работы, вроде аниматора в аквапарке, потом — работа журналистом с ежедневным посещением редакции, потом —
в офисе, а с 2014 года я редактор на удаленке. С тех пор ни разу не ходила в офис и не пойду туда ни за какие деньги.

Разумеется, чтобы влиться в режим удаленки, мне понадобилось время. Когда я начинала, у меня не было ребенка, муж тоже перешел на удаленку, и можно было работать ночью и в выходные. Я не особенно тусовочный человек, не хожу на всякие встречи, вечеринки, в путешествия мы ездили один-два раза в год, поэтому в принципе, работа для меня была всем, что меня интересовало. А потом был момент, когда я сильно упахалась.

Я это поняла, когда заметила, что отвечаю на рабочее сообщение
в воскресенье. Тогда я написала вот такую заметку:

И это внезапно сработало и работает до сих пор. Тогда все, с кем я работала, прочитали эту заметку и перестали писать в выходные. Но главное — это подействовало на меня. Когда я написала о правиле «Не беру срочное, не работаю в выходные», я сама в него поверила и стала отметать всё, что ему противоречит. Моя жизнь стала спокойнее.

Разумеется, я иногда работаю в выходные, но это никого не должно касаться, кроме меня. Для внешнего мира я не работаю, а что там происходит внутри — только мое дело. Эта заметка была нужна, чтобы меня никто не дергал и чтобы я не соглашалась браться за задачи, в которых придется торопиться и откладывать другие дела.

СК: Неужели не было ситуаций, когда нужно поработать в офисе вместе с командой?

Были, конечно. Иногда хочется встретиться и пообсуждать какую-то идею вместе с компаньоном или большими шагами продвинуть задачу, просто потому что садишься рядом с нужным человеком и энергично всё придумываешь.

Несколько раз было такое, что ко мне в Москву приезжала редактор из Питера, чтобы обсудить рабочие дела. Однажды устроили стратегическую сессию с арт-директором и редактором, когда обновляли концепцию издания. Все эти встречи проходили в коворкингах, и я не представляю, как можно было бы обсудить те вопросы без встречи.

Еще с удаленкой есть такой эффект: когда работаешь с офисной командой, ты для них становишься этаким диссидентом, с тобой не делятся какой-то информацией важной, не раскрываются, видят в тебе какую-то угрозу. И здесь только один выход — приехать, посмотреть в глаза, пошутить о чём-то, дать понять «ребята, я свой, всё в порядке». И потом опять уехать. А когда этот эффект потеряется, приехать снова.

СК: А что твои коллеги думают о твоем графике?

Я стараюсь делать так, чтобы коллеги не знали о моем графике. Ну то есть самые близкие, с кем чаще всего общаюсь, знают, как я работаю, а остальные нет. В Деле я договорилась с редакторами, что не могу проверять статьи день в день или что-то посмотреть после двух дня.

На остальных проектах моего участия меньше, и там я просто как-то так выстраиваю, чтобы я особо никому не была нужна. Но пока есть проекты в стадии запуска, и это не очень получается.

В целом у меня есть система, как я принимаю задачки в работу: я ничего не делаю день в день; всё прошу складывать в Трело или Туду; прошу мне сообщать, когда появилось что-то новое на проверку. Я отключила все уведомления из гугл-доков и таск-менеджеров, потому что когда они включены, то не я управляю задачками, а они мной.

В целом я работаю в будни до 16, а потом провожу время с дочкой, гуляю, готовлю, делаю что-то семейное. Если мне пишут после этого времени, я прошу написать завтра. И вообще жутко нервничаю, когда мне приходится смотреть в в нерабочее время. Потому что дочка мне что-то говорит или мы с ней играем, я лезу в телефон, пытаюсь отвечать, Варя обижается, я чувствую вину, ответить нормально не могу, люди переспрашивают, я записываю голосовые раздраженным тоном. Всё это как-то нервно, поэтому я стараюсь сделать так, чтобы после четырех дня ко мне вопросов не было. Обычно этого никто особо не замечает, а те, с кем я об этом специально договариваюсь, относятся с пониманием.